Музыкальная школа

Неказистая, достаточно пошарпанная двухэтажная постройка первой половины 20-го века. По дорожкам к этому зданию бегут дети постарше и помладше. С мамами, папами, но чаще с бабушками и дедушками. У некоторых неизменно в руках странной, но достаточно узнаваемой формы чемоданчики. У кого поменьше, у кого побольше.

Полненькая девчушка на лавке перед входом быстро запихивается бутербродом. Бабушка рядом заботливо подливает ей чай из термоса.

Над крыльцом вывеска установленного образца, на которой самая большая надпись гласит: "Музыкальная школа".

Древнегреческая Эвтерпа даже представить себе не могла, что ей придется обитать среди выцветших обойчиков с нежными желтыми цветочками. Да ещё и под строгим взглядом Арама Ильича Хачатуряна, смотрящего с бумажного портрета с длинным инвентарным номером.

Первое, что встречает переступивших порог - сумасшедшая какофония клавишных, духовых и струнных. И напечатанное крупным шрифтом объявление: "Без сменной обуви не входить. Администрация." Очень пожилая вахтерша, которая помнит должно быть в лицо самого Сальери, разящим прищуром мечет молнии в каждого, кому по воле злого рока не во что переобуться.

И вот первый рубеж пройден, Рубикон позади. Длинный коридор встречает расписанием профильных занятий, сольфеджио, младшего и старшего хора. Из-за первых дверей слышится великолепное звучание фортепиано. Гениальный Бетховен "К Элизе" обволакивает и уносит в другой мир. Откуда-то из-под лестницы доносятся неладные саксофонные ноты.

Шагаем дальше по коридору, все еще увлекаемые Бетховеным.
"Раз, два, три, четыре, ля, ля, соль! Раз, два, три, четыре, ми, ми, фа! Фа, я сказала!" Я шарахаюсь от этих очень громких и резких звуков, как от разъяренного цепного пса и у меня в голове не первый раз повисает вопрос: "Какой мотив руководит людьми, когда они принимают решение обучать своих чад игре на балалайке?" Дверь распахивается и в солнечном свете солдатским маршем скукожившись выходит женщина с короткими седыми кудряшками, большими очками с толстыми линзами, в смешной длинной цветастой юбке и длинной зеленой вязанной кофте на пуговицах во всю длину. Когда смотришь в след ее походке, невольно вспоминаются строки Николая Тихонова: "Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей!" Да, ребята, балалайка - это вам не флейту целовать!

Новая дверь, открытая настежь, ведет в светлый просторный актовый зал с большой сценой, на которой стоят два огромных черных рояля, как космические корабли на взлетной площадке. Это то место, с которого юные будущие гении музыкального Олимпа, победив все свои страхи и переживания, поклонившись перед зрителями, - умиляющимися родственниками, строгими и переживательными преподавателями, - первый раз чувствуют себя маленькими звездочками огромного мира нот и звуков. Для кого-то это первая ступень головокружительной карьеры, а кому-то шаг в ненавистную бездну, выброшенных из жизни шести лет по непонятной родительской прихоти.

Откуда-то со второго этажа передается легкая вибрация, которую сначала ощущаешь нервными окончаниями и только потом ушами. Скрипка. Эта царица струнных, эта роковая спутница великого Паганини в маленьких дрожащих детских руках превращается в инструмент шантажа обреченных слушателей. Также как и барабаны, маленькая скрипка может превратить опрятного, вежливого, послушного отличника ангельской внешности в объект лютой ненависти жителей целого подъезда типовой многоэтажки.

Вот, мимо нас тощенький парнишка тянет за спиной свою шестиструнную подругу в замызганном тряпичном чехле. Сколько порванных струн, сколько кровавых мозолей ещё впереди у этого мальчугана. Гитара – бессменная дворовая королева. Сколько девичьих сердец ты разбила и разобьёшь ещё. А может быть, только что мимо нас пробежал новый Дэвид Гилмор или Карлос Сантана. Кто знает?

Неспешной, развалистой походкой из какого-то лестничного проёма, сминая в руках пачку дешёвых сигарет, выходит яркая индивидуальность, личность - Владимир Иванович - в своём фирменном галстуке с фортепианными клавишами. Кроме старого саксофона, чёрного фортепиано и своих учеников в этой жизни ему больше ничего не нужно. Совсем не похожий на академического преподавателя, он может бесконечно рассказывать свои сальные истории ресторанного музыканта. Все слушают. Слушают, потому что знают – будь он чуть помоложе, запросто украсил бы любой джазовый коллектив. Его саксофон бесподобен. А за такого тапера в очередь могли бы выстраиваться самые фешенебельные столичные рестораны. Но успехи талантливых учеников дороже.

А вот и наша дверь. Просторный кабинет с широкими окнами. Ботанический сад на подоконнике. Старенькая мебель, которая ещё слышала тихий шёпот анекдотов про Сталина и два звонких, видавших виды пианино с западающими клавишами и с маленькой надписью на фасаде "Украина". Со стены пристально смотрит Родион Константинович Щедрин. Не лишенная вкуса, импозантная гречанка вполне бальзаковского возраста осматривает нас строгим взглядом опытного преподавателя. Искренняя улыбка слегка раздвигает её губы и наконец она произносит:

- Здравствуйте!
- Здравствуйте! – произносим я и дочка.

Этими незатейливыми словами начинается наша музыкальная история. Наш променад через глиссандо, легато и арпеджио, через бекары и бемоли, к воспитанию духа и эстетического вкуса.

Музыка, как любое искусство, обладает удивительными свойствами - она способна распахивать перед собой любые, даже самые тяжёлые двери. Способна лечить души в самых сложных обстоятельствах и в любом возрасте. Музыка не подвластна времени. Не подвластна политике. Состоянию экономики. Она не имеет языкового барьера. Музыка способна поднять или успокоить толпу. Она может возвеличить самого простого человека. Музыка - это возможность единения со Вселенной. Это такой способ мыслить.
Человек, которому доступен этот способ, всегда будет иметь больше возможностей и больше поводов для счастья.